«Григорий вернулся из Миллерова, куда отвозил Евгения, в вербное воскресенье. Оттепель съела снег; дорога испортилась в каких-нибудь два дня.
В Ольховом Рогу, украинской слободе, в двадцати пяти верстах от станции, переправляясь через речку, едва не утопил лошадей. В слободу приехал перед вечером. За прошедшую ночь лед поломало, пронесло, и речка, пополняемая коричневыми потоками талой воды, пухла, пенилась, подступая к улочкам.
Постоялый двор, где останавливались кормить лошадей по дороге на станцию, был на той стороне. За ночь могло еще больше прибыть воды, и Григорий решил переправиться».

«Левый берег Дона на обширном пространстве представляет низкую равнину, покрытую травой, кустами тальника, и лишь изредка тополевыми рощами. Весной эта равнина на много верст покрывается водой вследствие разливов Дона, и тогда, говорят, река представляет величественную картину».
«Горы, сопровождающие Дон, очень низки по сравнению с волжскими и вовсе не имеют того сурового и дикого, местами совсем пустынного вида …». 

«Дорога к Дону идет по совершенно ровной степи, лишь изредка пересекаемой долинами небольших речек или степными оврагами. Кое-где по берегам рек виднелись небольшие рощи, местами из пирамидальных тополей особенно привлекающих к себе внимание непривычного к ним северянина. Гладкая степь, с ее солончаками и выгоревшей травой, оживлялась нечастыми селами, зато встречались многочисленные и стада, особенно мелкого скота. По берегам речек встречалось немало «чигирей» для поливки больших огородов».

«Но, когда представлял себе (Григорий), как будет к весне готовить бороны, арбы, плесть из краснотала ясли, а когда разденется и обсохнет земля, – выедет в степь: держась наскучавшимися по работе руками за чапиги; пойдет за плугом, ощущая его живое биение и толчки; представляя себе, как будет вдыхать сладкий дух молодой травы и поднятого лемехами чернозема, еще не утратившего пресного аромата снеговой сырости, – теплело на душе. Хотелось убирать скотину, метать сено, дышать увядшим запахом донника, пырея, пряным душком навоза. Мира и тишины хотелось, – поэтому-то застенчивую радость и берег в суровых глазах Григорий, глядя вокруг: на лошадей, на крутую, обтянутую тулупом спину отца».

«Касательно пользования землею казаки руководствуются древними обычаями, частью утвержденными Положением об управлении Войском Донским. На основании их станичный юрт находится в полном распоряжении станичного общества. Он делится на три главные части, из которых одна назначается для покосов, другая для пастьбы скота (выгон), а третья под хлебопашество. Кроме того, небольшая часть земли отделяется под бахчи; влажные места назначаются под луговое сено, а если находятся леса, то они также составляют особую статью. Казачьи огороды находятся или около их домов, или в луговых местах, причем составляют потомственное владение».

«На западе пышно цвел закат, по небу лазоревые шли в ночь тучки. Сбоку от дороги в зарослях проса оглушительно надсаживался перепел, пыльная тишина оседала над степью, изжившей к вечеру дневную суету и гомон. На развилке чукаринской и кружилинской дорог виднелся на фоне сиреневого неба увядший силуэт часовни; над ним отвесно ниспадала скопившаяся громада кирпично-бурых кучевых облаков».

«…Владимир Мохов, гимназист пятого класса, узкий, болезненно-желтый паренек, шел по мельничному двору. Они с сестрой недавно приехали на летние каникулы, и Владимир, как всегда, с приездом пошел на мельницу посмотреть, потолкаться в толпе осыпанных мучной пылью людей, послушать равномерный гул вальцов, шестерен, шелест скользящих ремней. Ему льстил почтительный шепот завозчиков-казаков: – Хозяйский наследник…»

«Вешенская станица, по местному выражению – "Вешки" поселена на левом берегу Дона и озера Содоваго, в 75 верстах от Окружной станицы. Прежде она находилась тоже на левой стороне Дона, в лугу между озером Разсоховым и р. Доном, против хутора Базки, который находится на правом берегу р. Дона и служил старому городку базами во время весеннего половодья».

«В станице издавна совершается на праздник Вознесения Господня крестный ход на родник, находящийся в балке, именуемой "Отрогом", верстах в трёх ниже станицы. Виновником учреждения этого хода, по рассказам старожилов, был войсковой есаул Ефим Каргин, имевший ещё в прошлом столетии в указанной балке огромную пасеку, в количестве до 500 и более колодок пчёл, и при ней хорошую на роднике мельницу о двух поставах, которая и поныне существует. Этот есаул Каргин, по особому обету перед Богом и по собственному усердию, ежегодно на Вознесение Господне после литургии приглашал к себе на пасеку и на мельницу всё приходское духовенство со святынею, где и совершался молебен с освящением воды в роднике и окроплением ульев и мельницы св. водою, а затем устраивался торжественный обед для духовенства и народа. И это строго исполнялось Каргиным до конца его жизни, продолжавшейся до начала текущего столетия. После смерти его сын его, войсковой сотник Федор Каргин, по завещанию отца или по собственному усердию, продолжал исполнять то же самое до самой смерти, постигшей его во 2 десятилетии текущего столетия. Таким образом крестный ход этот вошел в обычай так, что по смерти учредителей его – отца и сына Каргиных без всякой сторонней просьбы совершался самим духовенством Архангельской церкви, а с 1859 года и доныне совершается духовенством Троицкой церкви при многочисленном стечении народа».